Этими словами началось мое знакомство с дочкой Марией – Машей, Машулей, Машуликом...

Залитая утренним солнцем операционная, розовые блики на белом кафеле, врач, акушерка и огромные часы на стене. На часах стрелки показывают

5 часов 40 минут.

«Почему Мария – Марина! Так будет лучше,» - не то пробурчал, не то пошутил врач. Да нет, конечно же Мария – это я знала всегда. С того самого дня, когда не стало моей любимой бабушки Марии, чей уход я очень сильно переживала. Никак не могла смириться, что ее больше не увижу. Все время открывала створку шкафа, куда были убраны и развешены ее вещи, утыкалась носом в ее одежду, в воротник из чернобурки на ее пальто и дышала, дышала ее родным запахом...

Потом, когда уверовала, это святое имя приобрело для меня совсем особенное, великое значение.

И вот, наконец, мне показали дочурку – такую хорошенькую, чистенькую, уже горячо любимую! Строго говоря знакомство и наше «общение» началось значительно раньше. С того дня, когда доктор подтвердил мою беременность, и я начала заботиться о ее здоровье, правильном развитии и... о воспитании. Начитавшись всякой всячины о воздействии на детей, которые еще находятся в утробе матери, хорошей музыки, литературы и всякой иной информации, а также визуальных впечатлений, я стала незамедлительно применять все это на практике. Летом в Суханово, сидя на лавочке любила читать «умные» книжки, а в качестве закладки использовала старую почтовую открытку, на которой была изображена женщина, обнимающая свою маленькую дочку. Это был знаменитый автопортрет французской художницы Элизабет Виже-Либрен. Выбрала я эту открытку, конечно, не случайно. Девочка, изображенная на картине, мне очень нравилась – ее милое личико и весь ее «ангельский облик». И та любовь и нежность, которые струились из ее глаз... А я слышала, что если беременная женщина на кого-то смотрит, кто ей очень нравится, то – кто знает?... Может и вправду ребенок будет похож...

В общем, мне тогда очень хотелось, чтобы моя дочка походила на эту девочку! Я много занималась на рояле, благо в гостиной Дома творчества был рояль и мне можно было безпрепятственно разучивать «Детский уголок» Дебюсси. Этот альбом по моему глубокому убеждению наилучшим образом подходил для внутриутробного развития моей доченьки.

Прошло несколько лет, об открытке я почти забыла. Машульку обожала, она меня тоже. Росла она очень доброй, нежной и необыкновенно хорошенькой девочкой. Страшной кокеткой. И вот как-то листая альбом «Schönheit der Frauen“, в котором были собраны репродукции самых прекрасных женских портретов, я внезапно наткнулась на автопортрет Виже-Либрен, тот самый. И, о Боже, сходство моей Машули с изображенной на картине девочкой было очевидным и буквально пронзило меня! Это было настоящим Чудом, ведь по-другому все это никак нельзя было объяснить...

Именно в этом возрасте, ни раньше, ни позже, внешность Машули оказалась необыкновенно похожей на эту чудную девочку.

Иваново, я тебя люблю!

После переезда в Германию в моем «репертуаре» появилась новая, очень актуальная шутка. А именно: «Если бы Чайковский жил в Бремене, то его альбом «Времена года» состоял бы не из 12 пьес, а всего только из двух – «Хорошая погода» и «Плохая погода». Причем, хорошая солнечная и даже теплая погода может случиться в любое время года. Также как и плохая пасмурная и холодная. А уж о снеге, который лежит в России с ноября по март, здесь и мечтать не приходится... Даже сапожки могут так всю зиму и простоять в шкафу, так как сменять на них туфли порою нет никакой необходимости. Так мне, по крайней мере, казалось в самое первое время.

Все это было непривычно и я ужасно скучала по настоящей русской зиме, по хрустящему под ногами и блестящему на солнце снегу. По зимним пейзажам, пощипывающему морозному воздуху, особому запаху еловых шишек, валяющихся на свежевыпавшем снегу...

Нет, здесь, судя по всему, этого никогда не дождешься, думала я тогда...

Однажды, в начале февраля, уже засыпая в постели, я начала вспоминать Дом творчества композиторов в Иваново. В первый в жизни раз я поехала туда именно в это время, в феврале. Снег, снег, снег... Лес, лыжня, прогулки! Творчество за роялем – творчество за порогом дачи. Я очень любила лепить из снега. Нет, не снеговиков, а просто фигуры, этаких «античных богов». Где ты, Иваново? Я тебя люблю! И тут мне пришла в голову дурацкая идея: куплю завтра открытку, напишу на ней свое признание в любви к «Иваново» и пошлю из Германии в Дом творчества с моей подписью. Да, так и напишу: «Иваново, я тебя люблю! Композитор Оксана Сивова».

Еще раз посмотрела в окно – ну и февраль! Обыкновенная летняя ночь! Вздохнула - легла спать, вдохновленная своей странной до безумия идеей. Наутро я неожиданно получила «ответ» на свою еще не написанную и не отправленную открытку. Прямо из февральского Иваново. Я взглянула в окно – о Боже! Все – и поле, и лес вдали, и наш маленький садик с еще зелеными кустарниками – было покрыто щедрым снежным ковром. Крупные снежинки кружились в воздухе и, казалось, им не будет конца! Неужели это возможно? Неужели меня услышали? Просто  – обыкновенное чудо? Я не верила своим глазам... А снег пролежал почти весь месяц, весь февраль.

Были и снеговики, и игры в снежки. Откуда-то появились вдруг лыжники, деревянные саночки, на которых катались местные ребятишки... Судя по всему, хоть и редко, но все-таки здесь такое снежное буйство и раньше случалось, так что люди были готовы. Но для меня это было впервые, поэтому в моей памяти навсегда осталось настоящим Чудом! Вот такие Чудеса в решете.

Крещение Ильи

Как известно, Илья Муромец был знаменитым русским былинным богатырем. И крестить его надлежало бы в православном Храме. Мой же «Илья» является ни чем иным, как симфоническим триптихом, заказанным мне дирижером Орловым и написанным в далеком от России городе Бремене. Но, по иронии судьбы, «крестили» его в немецкой кирхе. И вся эта история – от начала и до конца – представляется мне настоящим Чудом.

А дело было так...

Во время банкета по поводу премьеры моей балетной сюиты «Дюймовочка» по сказке Андерсена, руководитель оркестра, исполнившего мое произведение, Дмитрий Михайлович Орлов, предложил мне написать симфоническую поэму Илья Муромец. Для меня это было как гром с ясного неба. Как, мне!? Но разве это возможно, разве хоть сколько-нибудь вяжется это со мной, с моим стилем, со всем тем, что я до сих пор сочиняла? Как ему это пришло в голову... Ведь мое «поле» это преимущественно сказки Андерсена – эльфы, мотыльки, цветочки, птички, рыбки... Все такое нежное, волшебное, пасторальное. А тут – былинный богатырь! Как бы не вышел он у меня эдаким «субтильным кузнечиком» - подумала я, сильно удивившись. Но просьба была повторена и я всерьез задумалась. Мужества и решительности придал мне мой друг – композитор Володя Николаев. Он предположил, что Орлов скорее всего все правильно рассчитал; ведь его оркестр готовит программы для детей и юношества, а значит это произведение, несмотря на весь героизм, не должно быть перегружено «взрослостью», - а это как раз соответствует моему характеру. Я глубоко вздохнула и – приступила к партитуре.

Работала я с вдохновением – получился симфонический Триптих, состоящий из 3-х частей: «Чудесное исцеление Ильи Муромца», «Илья Муромец побеждает Соловья-разбойника» и «Прославление героя». Наконец-таки было закончено и введение партитуры в компьютер, подготовлены комплекты оркестровых голосов и озвучание. Я приготовилась передать все это Орлову, и уже начала было мечтать о премьере в Москве, представлять себе, - о Боже какое легкомыслее! – в чем я выйду на сцену кланяться...

Вдруг раздался телефонный звонок – ко мне должен был заехать дирижер симфонического оркестра «Klassische Philharmonie NordWest» Ульрих Земрау. Ему срочно понадобились оркестровые голоса моей «Русалочки» для какого-то концерта. Войдя в комнату он бросил взгляд на мой рабочий стол, а там... уже лежал весь комплект «свежеиспеченного» Ильи Муромца с гордо восседающим васнецовским Ильей на обложке! Я поймала его пристальный взгляд и тут же, не растерялась и предложила его вниманию новое произведение. Он прослушал с большим интересом и тут же выразил желание исполнить его в концерте вместо намеченной «Русалочки», которую он уже много раз исполнял. Я была просто счастлива и, конечно, тотчас же согласилась. Конечно, одно это уже было для меня настоящим Чудом, так как этого никто не ожидал и на это никто не рассчитывал! Еще один сюрприз ждал меня впереди, вот уж точно «ирония судьбы». Самое первое исполнение «Ильи», премьера, - должно было состояться и состоялось в немецкой кирхе!!!

Вскоре последовали и исполнения в России – в Доме композиторов, в концертном зале Храма Христа Спасителя и других залах. Но самое первое, которое со всей справедливостью можно было бы назвать «крещением», все-таки состоялось в далекой Германии, в строгом и величественном готическом храме. Все прошло очень удачно и осталось в моей памяти настоящим Чудом.

P.S. Надо сказать, что после успешной премьеры «Ильи Муромца» у меня было такое ощущение, что наш русский богатырь победил не только Соловья-разбойника, но еще и покорил сердца и души немецкой аудитории. Особенно трогательно звучали для меня бурные аплодисменты в финале – «Прославление богатыря». Трогательно и как-то символично...

Последняя ночь

Поздняя осень. Все что можно уже давно отцвело. Облетели листья с деревьев, а те, которые остались – скрючились, «заржавели» и имеют довольно жалкий вид. Погода стоит по большей части пасмурная и ветренная, хотя изредка выглядывает солнышко, как бы прощаясь...

А вот наш розовый куст все цветет и цветет, как будто сошел с ума. Мы каждый день выходя на улицу, удивляемся, улыбаемся ему и поражаемся, что появляются новые бутоны. Но вот и его бурному цветению приходит конец – пора и честь знать! Однако на одной, из казалось бы, безжизненной ветке, я замечаю уже почти готовый раскрыться бутон. Листьев на ветке осталось «кот наплакал», да и те вот-вот опадут, а тут – новая жизнь начинается! В гордом одиночестве – всем смертям назло...

Тут-то и начала я за эту отважную царицу цветов «болеть». Проходя мимо – приветствовала, в холодные дни подходила и согревала ее своим дыханием и каждый раз радовалась, что она не сдается. Очень скоро роза полностью распустилась и превратилась в настоящую красавицу, источающую тончайший аромат. И так цвела она довольно долго в гордом одиночестве на радость и удивление всем нам. А был уже декабрь...

Как-то поздно вечером я выглянула в окно – роза буквально горела, освещенная светом фонаря. Она была прекрасна - настоящее предрождественское Чудо! Но что-то внутри подсказало мне спуститься и сфотографировать ее именно сейчас. И это было правильно – ведь была ее последняя ночь...



Рассказы

Все мои дети

Нет, я конечно, не мать-героиня и ребенок у меня только один – дочка Машенька. Но тем не менее, чувство материнства испытываю я вот уже 50 лет. Правда, это материнство особое – музыкальное. Да, я уже полвека чувствую себя музыкальной мамой.
В 14 лет у меня появилась первая «музыкальная дочка», звали ее Виолетта – Веточка. Чудная, нежная, маленькая девочка. Она была дочкой нашей соседки, очень хотела заниматься музыкой. Я в то время училась в музыкальной школе им. Гнесиных на фортепьянном отделении. Занималась «как проклятая», поэтому не удивительно, что весь дом об этом знал. Я была совсем юная – мечтательная, поэтичная. Любила музыку, стихи, живопись. Обожала цветы – особенно сирень, которая в изобилии росла у нас в скверике на Щукинской. Помню была без памяти влюблена в картину Врубеля «Сирень». Как-то подошла к огромному кусту «зарылась» в него и попросила себя сфотографировать.

Детей я тоже очень любила, моих братиков и сестричек, поэтому с удовольствием взялась заниматься с Веточкой. Денег за занятия я брать не собиралась. Напротив, все это казалось мне огромной честью, оказанной соседкой. Но благодарность за занятия я все же ощутила сполна: мама Веточки была превосходной портнихой. Она с большой фантазией начала меня обшивать. Причем шила для меня такие вещи, которых в то время не было в продаже. Помню великолепную черную концертную юбку – узкую,

длинную с перламутровой пряжкой. А к ней – белую нарядную блузку. Роскошную, с воланами на груди и рукавах. (Трудно было себе представить, что она была выкроена из простой мужской рубашки огромного размера!) В общем все это было очень интересно и радостно, хотя воспринималось мною скорее как игра. И все же – это был мой первый опыт преподавания, с которого и началось мое музыкальное «материнство». Как говорится – процесс пошел.

Конечно, поначалу я просто копировала Музу Николаевну Денисову – мою любимую преподавательницу из Гнесинской школы. Как мне тогда казалось – очень успешно копировала, наверное, хорошо вошла в роль. Но вскоре поняла, что этого мало, так как появились первые проблемы, которые надо было решать индивидуально. Ведь у каждого ребенка свои особенности, свои достоинства и недостатки.

Муза Николаевна Денисова



И тут как раз началось самое интересное – я стала наощупь пробираться к своей методике, к своему подходу, к решению возникающих вопросов. Как сделать так, чтобы ученик не потерял интерес к музыкальным занятиям, если ему что-то трудно дается? Как сделать так, чтобы на уроке все-таки звучала музыка, а не только обрывки недоученных музыкальных фраз и сухой голос учителя, поправляющего ошибки? Как быть одновременно и доброй, и строгой, и требовательной, и ласковой? Как сделать так, чтобы пробудить интерес к произведению, которое предстоит разучивать? Сейчас, по прошествии 50 лет, вспоминию все это с легкой улыбкой и вижу весь свой путь, который прошла словно по радуге-дуге – вначале с трудом и очень осторожно, потом легко и уверенно.

А сегодня я попрощалась со своим последним, «задержавшимся» учеником. Виной тому карантин, связанный с корона-вирусом, который всех нас «накрыл», все прекратил и оборвал... Вот и появилась возможность оглянуться, все вспомнить и, как говорится, подвести черту.

Сколько же их было, моих учеников, моих «детишек»? Пытаюсь подсчитать, получается - около восьмидесяти! Кто-то учился долго, с самого раннего детства. Кто-то пришел ко мне относительно взрослым. Но все они навсегда остались в моем сердце и заняли свое место в моей душе. Разумеется, и моя родная дочка Машенька была тоже для меня моим «музыкальным ребенком». Более того – она явилась для меня своеобразной «лабораторией», где я могла бесконечно экспериментировать, придумывать разнообразные упражнения, искать подходы, проверять реакцию.

Машуля занимается



В свое время и моя мама Аза Даниловна Даллада – яркая, одаренная пианистка «от Бога» была для меня первой наставницей. В детстве она училась у Елены Фабиановны Гнесиной, затем у профессора Вольфа в Германии и у профессора Б.М. Берлина в Москве.

Книга, подаренная  моему дедушке –  маминому папе –  Е.Ф. Гнесиной



С годами нашлись и ответы на все или почти все вопросы, которые возникли у меня в самом начале пути.
А сами ученики, мои «музыкальные дети», их успехи и неуспехи, оказались лучшей оценкой моей методики. Создавая свою «школу», безусловно опиралась я не только на свой опыт преподавания и свою фантазию, но и на научные методические разработки, которые мне пришлось в большом количестве изучать и сдавать. И, конечно же, на прекрасную «школу», полученную мною от моих педагогов –
М.Н. Денисовой, Л.Н. Алексеевой и  А.В. Блажевич. Так, суммируя все мои знания, и пришла я к своей методике, которой неуклонно следовала на протяжении всех лет.

Ада Владиславовна Блажевич

Безусловным «пиком» моего музыкального «материнства» стала школа «Klavier und Phantasie», созданная мною в Германии, и просуществовавшая без малого 25 лет.

Занятия, прослушивания, концерты, превращающие учебные будни в настоящие музыкальные праздники, взрослеющие на глазах ученики – все это слилось сейчас в одно большое чудо «музыкального материнства».



Большой своей удачей считаю я включение в урок музыки с начинающими музыкальных сказок. Это помогло мне найти подход к чутким и восприимчивым детским душам минуя сухую теорию и превращая урок в маленький театр. Знаменитые оперы и балеты, изложенные в доступной детям форме, с яркими и выразительными иллюстрациями, не только давали возможность звучать прекрасной музыке на уроке, но и облегчали доступ маленького ребенка в огромный мир мировой классики.

Свою методику я представила «высокому руководству» в министерство, в результате чего школа получила статус, дающий выпускникам право поступать в высшее учебное заведение.

А сейчас я сижу и рассматриваю детские рисунки, сделанные под впечатлением музыкальных произведений, которые мы разучивали на уроках. Сколько в них тепла, сколько фантазии!

И тут же лежит альбом, подаренный мне детским хором, исполнявшим мою кантату «Времена года» на стихи Александра Блока. Я была растрогана до слез – и их рисунками, и их отзывами о моей музыке. И этих замечательных детишек мне тоже почему-то хочется называть «своими», хотя они никогда у меня не учились. А может быть хотя бы немножко и им тоже была я «музыкальной мамой» и через свою музыку осталась в их душах и сердцах... Мне бы этого очень хотелось.

А еще мне бы очень хотелось считать «своими» всех детишек, для которых я сочиняла – музыкальные сказки, балеты, пьесы, песни и музыку к фильмам. Хотя я их никогда и не видела, но хочется верить, что они все мои дети!

 Навсегда в моем сердце