"Исцеление подростка" - Посвящается А.Г.Чугаеву
Посвящается моему профессору
по полифонии
Александру Георгиевичу Чугаеву
Исцеление подростка
(из тайников души)
Морозный февральский день. Дом творчества «Иваново» - страстно любимая мной композиторская «ссылка», которую я всегда с таким нетерпением ждала. Тихо падает снег. Волшебные сумерки за окном обещают рождение сказочно красивой темы. Сижу и мучаю покорные клавиши... Вдруг – звонок в дверь. Окутан зимним воздухом, на пороге появляется Сережа Беринский. Лучезарная улыбка, зеленый длинный шарф, тулуп нараспашку.
- Ксаночка, деточка, а не найдется ли у вас черной нитки посуровее и соответствующей иглы – пуговица от тулупа отлетела.
Я – в поиски. Сережа проходит в комнату, поворачивается спиной к окну и неловким движением задевает стоящее на столе зеркало. Зеркало падает и разбивается вдребезги. О, ужас! Я ведь такая суеверная: дурные приметы знаю, боюсь их, отношусь к ним как к предубеждению. Но почему Беринский? Что может быть у нас с ним общего? Вернее – кто? Вопрос зависает в моей душе без ответа. Настроение резко портится, сумерки перестают быть волшебными, а внезапно разыгравшаяся за окном метель предвещает недоброе...
Так вот к чему было это разбитое зеркало, так вот почему Сережа! Ведь мы оба, хотя и в разное время, были учениками Чугаева, его в каком-то смысле «духовными детьми».
Да, именно дочкой, а не только восторженной и благодарной ученицей чувствовала я себя все эти долгие годы. Так уж чудно получилось...
Эта уникальная атмосфера, эта аура оказались для меня ничем не восполнимой средой, без которой я буквально задыхалась и постепенно увядала..
Вонзить стрелу в гнилую стену
И успокоиться на том...
Мне не хватило бы Вселенной,
Чтобы наполнить ею дом.
Чтоб в доме том свечу зажечь.
Мне не хватило б зноя лета,
Чтобы тепло в нем уберечь.
Весь мир явился мне слезой!
Вонзить стрелу в гнилую стену
Мне мудрым кажется порой!
Не находя себе душевного покоя и приюта, приступила я к занятиям в училище. Новые товарищи, новые преподаватели, новые предметы. Первые уроки полифонии – где-то не то в Скатерном, не то в Хлебном, не то на Суворовском бульваре... Как сейчас вижу эту картину. Вот Александр Георгиевич Чугаев, уютно устроившийся за инструментом и попыхивающий папиросой «Беломор», регулярно стряхиваемой в мыльницеобразную пепельницу. А вот и его ученики - послушники. Сидим вокруг тесным кружком и благодарно внимаем каждому его слову. Как-то сразу было ясно, что все, что здесь происходит, что витает в этом наэлектризованном «отрешенной мудростью» воздухе, на вес золота.
Вечный прищур умных и добрых глаз, глядящих из-под роговой оправы очков, доброжелательная снисходительность, сопровождаемая легким посмеиванием и эти чуткие и уверенные пальцы, легко читающие не только полифонические шедевры, но и все наши беспомощные опусы... Замечания, замечания – всегда по существу и всегда без злобы. Наверное, он принадлежал к той редкой категории людей, которые только какой-то небольшой своей частью здесь, сейчас, с нами, а главной, основной – вне времени и пространства и, конечно, в полной изоляции от « суеты сует». Но самым пронзительным, самым бесценным в этих уроках для меня оказалось необыкновенное сходство Чугаева с моим отцом. Оно было не только и не столько внешним, сколько внутренним, «ментальным». Меня как будто на время уроков пересаживали в родную почву, где я начинала дышать – легко, свободно, радостно... Поворот головы, поворот мысли, точное замечание, выраженное в полушутливой форме, манера поправлять очки, непокорная прядь волос...
С этих уроков началось мое душевное исцеление – исцеление «задержавшегося» подростка. Во всем этом присутствовало для меня что-то наркотическое. Сидя на занятиях по полифонии, я могла слушать и не слушать, вникать и не вникать, просто сидеть с закрытыми глазами, как бы погрузившись в какой-то «целебный раствор».
А самое главное – это длилось, длилось... Неделями, месяцами, годами. За это время я успела повзрослеть, душевно окрепнуть, превратиться в достаточно уверенную в себе личность, напитанную «чугаевской» музыкантской и человеческой мудростью...
Сдав курс полифонии на «отлично», поступаю на композиторское отделение в институт. И... опять оказываюсь у Александра Георгиевича по полифонии. Немного опоздав на первую лекцию, осторожно вхожу в кабинет. Чугаев за роялем в неизменной позе, удивленный взгляд.
- Оксана, а вы чего пришли? Вы же все уже знаете!
Все да не все... Начались занятия по полифонии строгого стиля. Это было для меня настоящая каторга – того нельзя, этого нельзя! До дыр стертая нотная бумага, где вечно при проверке обнаруживалось запретное! Однажды, доведенная очередным заданием до слез, подошла к Александру Георгиевичу. Пытаюсь узнать, зачем все это нужно, ведь сегодня так уже никто не пишет.
- А как же, Оксана, голову-то надо развивать...
И тут раз и навсегда я поняла и приняла в себя мудрость: человек делает дело, а дело делает человека.
Мне очень посчастливилось – в течение девяти лет я была ученицей Александра Георгиевича Чугаева. Девять лет имела я возможность соприкасаться с этим уникальным человеком, талантливейшим композитором и ученым, воспитавшим меня как музыканта и исцелившим меня как личность. Спасибо, дорогой Александр Георгиевич! Жаль, что вы так никогда и не узнали о тайниках моей души, о том, какую важную и необычную роль сыграли вы в моей судьбе...
Александр Георгиевич Чугаев
Алексей Николаевич Сивов -
мой папа
мой папа