Синий Цветок

(Из сборника “Творчество без мук”)

Моему папе А.Н. Сивову с любовью посвящается

В первый раз я попала в Ригу лет в 12.

Ну и, конечно же, сразу влюбилась в этот город.

Всё казалось мне в нем необычным, загадочно-обворожительным.

Начиная со средневековой архитектуры и заканчивая

уютными кофейнями, незнакомыми продуктами, изделиями, да и просто — запахами…

А море! Оно было совсем другим, чем Чёрное, которое я обожала с детства и к которому уже успела  привыкнуть. Балтийское море казалось мне обжигающе холодным , кристально-чистым, и, в то же время,  необыкновенно привлекательным. С его широкими песчаными пляжами, дюнами и роскошными  виллами, соседствующими с хвойными лесами.

И этот незнакомый язык - палдыэс, лудзу...

Мне нравилось буквально всё -глазированные сырки в шоколаде, взбитые сливки, кровяная колбаса и  копчушки, которые мой папа регулярно покупал к пиву…

В Риге, в центре города, жила моя двоюродная бабушка, тётя Вера. Совсем рядом был памятник Яну  Райнису и магазин “Sakta”, куда я очень любила бегать, особенно привлекал меня отдел сувениров.

А ещё, там жила моя прабабушка — Феодосия Захаровна.

Ей было, наверное, 90 лет и я давно мечтала её увидеть.

Когда мы приехали, в доме её не было. Мне сказали, что в это время она обычно гуляет или сидит на  лавочке в скверике, недалеко от дома.

Я тотчас же поспешила туда. И действительно — на лавочке, в длинной тёмной юбке, сложив руки на  коленях, сидела пожилая женщина. Она показалась мне очень милой, с открытым доброжелательным  лицом и светлым взглядом. Она была чем-то похожа на моего любимого дедушку Данюшу. И это не  удивительно, ведь он был её сыном . Я сразу узнала её, подошла и представилась. Oна обняла меня,  поцеловала и тут же стала меня «одаривать».

Мне было ужасно неудобно…

А дальше был отдых на взморье, в “Лиелупе”, с мамой и папой. Море, чайки, ресторан “Юрас Перле”,  висящий над морским пляжем.

И, конечно же, масса новых ощущений, породивших во мне первые стихи о Прибалтике. Стихи пришли  сами по себе, как бы непроизвольно, без всяких “мук творчества”.

Вот они:

Под покрывалом черепичных крыш

Средневековье дышит серыми камнями

Суровой Балтики готическая тишь

Живёт за старыми, замшелыми стенами

Ты забываешь — кто ты и откуда?

И как попал ты в этот чудный мир…

Перед тобою море — словно блюдо

Такое ж голубое, как сапфир!

Прошло время. В моей жизни многое радикально изменилось. Мои родители развелись, у каждого  появилась своя семья. Я осталась с мамулей и её новым мужем Анатолием. Но, в общем, скорее  ‘болталась’ между двух огней в какой-то невесомости…

Я не находила точки опоры, но особенно не жаловалась, т.к. все хорошо ко мне относились, любили меня  и заботились обо мне. Наверное понимали, что мне психологически нелегко..

Я очень любила своего папу и, наверное, поэтому во мне поселилось чувство одиночества, меланхолии и  «сиротства».

Я ловила каждую возможность побыть с папой, пообщаться с ним…

И тут такая удача! Мне предоставилась счастливая возможность — вновь побывать в Риге, в этом чудном  и загадочном городе.

Папа и его новая жена Аллочка взяли меня туда с собой….

А дело в том, что Алла - папина жена - была из Риги, более того, она была моей родственницей,  двоюродной сестрой моей мамы, дочкой той самой тёти Веры, у которой мы когда-то гостили…

Мамуля же, провожая меня, посмотрела мне в глаза и с лёгкой усмешкой сказала: “Думаешь, ты будешь  там очень нужна?”

Я ничего не поняла…

Наверное, мне тогда казалось, что я нужна всем без исключения, что все всегда и везде должны быть мне  очень рады… в любое время дня и ночи. Детская наивность!

Аллочка была мне очень симпатична. Она была намного моложе папы и только что закончила Рижский  университет как филолог. Внешне она была очень привлекательна, напоминала молоденькую Наталию  Варлей и, немного, Мирей Матье.

Ко мне она относилась с большим теплом и вниманием, любила задушевно поболтать при свечах и  превосходно варила ароматный кофе…

Но всё же было что-то колкое в наших отношениях.

Наверное — моя ‘животная’ ревность! Или, скорее, непреодолимое чувство собственности.

Позже, проанализировав своё состояние, я поняла — мы обе были одной комплекции и примерно одного  роста.

Я - потому что была ещё подростком, а она - потому что в принципе была миниатюрной, изящной.

Таких часто называют  «бэби вумен».

Да и смотрелась она скорее как дочь моего папы, чем как его жена…

По крайней мере мне так казалось…

В общем, в моих глазах она казалась «опасной соперницей» не столько для моей мамы, сколько для меня.

Но всё это было как-то подспудно, еле ощутимо и не мешало нам весело проводить время в чудесном  городе Риге.

Как-то вечером мы оказались в гостях у хорошего приятеля Аллы - поэта Сергея Христовского. Сидели,  болтали, пили кофе с рижским бальзамом, курили ароматные сигареты…

За окном сгущались «синие» сумерки - моё любимое время суток.

На небольшом столике догорала красивая большая свечка в виде синего цветка. Мне было хорошо и  уютно. Шёл неторопливый разговор, «урчали» сигареты. Кто-то предложил почитать стихи, а потом  попробовать сочинить экспромты на тему догорающего воскового цветка - необычной свечки, спутнице  нашего поэтического вечера.

Сергей, конечно же, сочинил тут же.

Как я потом поняла, очень точно проникнув вглубь всей сложившейся ситуации.

Талантливо, психологично…

Вот его шедевр: 

 
Но тает восковой веток…

И, как беззвучное прощенье,

На руки, на лицо, висок

Ложатся, вздрагивая, тени.
   

Подсвечник, женщина и… дочь.

И ревность детского сомненья.

Как вечер убегают в ночь

Свечой встревоженные тени….

Я опять ничего не поняла, но мне понравилось...

И тут на меня словно снизошло - без всяких «мук творчества». Я быстро записала и выдала следующее:

Синий цветок, синий — синий…

Как это вечер, как этот иней.

Синие звёзды на синем небе.

Синие горы синего снега

Синие чайки над синем морем

Синие слёзы… чёрного горя…

Что было потом - уже не помню. Не помню даже реакцию на мой ‘шедевр’..

Зато, несколько позже, узнав, что я играю на рояле, Сергей написал ещё одно стихотворение. Мне оно  очень понравилось, хотя показалось необычным, с ‘подвохом’.

Поэты порою видят лучше, вот оно и получилось таким... Он просто заметил, как я смотрю на папу.

Да, я просто обожала своего папу!

Наверное, потому что в этом подростковом возрасте во мне робко пробуждалось что-то женское…

Я любовалась им и, надо сказать, в свои 37 лет он был действительно очень хорош.

Закрываю глаза и вижу, как он стоит на нашей кухне спиной к окну, опершись одной рукой на  подоконник, а другой придерживает трубку, набитую ароматным табаком «Золотое Руно». Ноги слегка   скрещены, одна бровь неизменно иронично приподнята. Обязательно что-то «вещает» с лёгким юмором…

Или вспоминаю, как гоняла с ним на мотоцикле, крепко ухватившись за его чёрную кожаную куртку.

Я так любила этот «кожаный» запах. Мотоцикл рычал, а я… умирала от счастья и бешеной скорости!

Папуля был очень увлеченным учёным-математиком.

На его рабочем столе, орехового дерева, всегда был образцовый порядок.

Аккуратной стопочкой лежали листы, исписанные математическими формулами. А сверху покоилась  китайская ручка - бежевая, с золотым пером. Он много работал и мы с мамой старались ему не мешать. Я  даже прекращала заниматься на рояле, когда папа приходил с работы. За столом, во время семейных  праздников, он чудесно и необыкновенно выразительно декламировал стихи или отрывки из классики.  Этот талант он, конечно же, унаследовал от своих родителей - артистов Малого театра. Но он с детства  был предан своей любви – математике. Наверное, единственной большой любви. Поэтому и не стал   актером.

А вот и стихотворение - экспромт, которое сочинил Сергей в тот «синий вечер»:

У девочки не было кукол…

Был папа, был шкафик

И угол, в котором
Пряталась скука...

Папа скуку дразнил «тощищей»

Со стуком о стол, если был выпивши.

У девочки не было кукол,

Ей купили рояль.

Он хорошо звучал.

Но соседи называли его не роялем, а мукой!

И приходили сказать, что это свинство -

Так часто играть по вечерам

Дюк Эллингтоновский «Караван» и Полонез Огинского!

А ещё был диван.

Над ним «Караван в пустыне».

Не просто картина,

А на волшебных правах.

Папа, когда уходил на работу,

Картину снимал и клал на стул.

А девочка уезжала в отпуск

На верблюде, который уже отдохнул.

У девочки не было кукол...

16.04.2023